Голосок никогда не унывающей Рико, звонкий как у ребенка, раздался откуда-то из глубины квартиры: - Да! Иду! – хрупкая фигура кё-си, вычерченная синеватыми вспышками молний, вскоре нарисовалась у Мэймару за спиной.  Коту даже не обязательно было поворачиваться, чтобы знать где, как и с каким выражением лица стоит его помощница – Азурико, несмотря на всю её живую подвижность и поистине детскую любознательность, будучи частичкой души своего создателя, представляла для Нэкои-старшего распахнутую книгу, в которой можно было читать её незамысловатые чувства и мысли словно строки.
Аккуратно разместив бутылку в тесном кругу сверкающих столовых приборов, Мэй-Мэй обернулся, одарив Дочь сладчайшей улыбкой, растянутой на пол-лица – воистину демонической. Голодный взгляд ярко-алых, словно лучшие образцы рубинов, глаз скользнул по кё-си сверху вниз, подобно быстрому лезвию карманного ножа – травянисто-изумрудные локоны в  небрежной естественности, довольное улыбающееся личико с лучистыми глазами, идеально белый фартук, в лучших ресторанных традициях,  и…чуть ниже колена, художественно расплывшееся по холщевине штанов бордовое пятно. Догадываясь о происхождении пятна Мэймару неприязненно поморщился, словно от внезапного приступа зубовной боли: - Рико, ты опять? – с досадой звучно выдохнув, он всплеснул руками, - Сколько раз я тебе говорил – никакого оружия в доме! А ты опять… Ковер запачкала, - взяв со стола разделочный нож, сияющий как поверхность тихого озера в ночь полнолуния,  он указал на простреленную ногу девушки, - Хорошую вещь вот… – ноющим, как у вымокшего под дождем котенка, тоном  сетовал он, - …испортила!
Однако мысли Рико, похоже, были заняты чем-то иным, отвлеченным от слов хозяина – стоило только дальним раскатам грома пугающее сотрясти большие стекла студии Мэймару, как она вздрагивала, печально озираясь по сторонам.
Внимательно осмотрев лезвие разделочного ножа и убедившись, что тот достаточно остр, Нэкои замер на пару секунд, положив прямые кисти рук на прохладную поверхность безупречной варочной панели новомодной индукционной плиты – вид у него был такой, словно, будь эта плита как раскаленное адово пекло - железное спокойствие с его лица, в отличие от кожи на ладонях, ни за что б слезло! Затем, под сопровождение барабанной дроби дождя по стеклу, он, выпав из короткого полусна, надел точно такой же как у Рико фартук и объявил: - Сегодня я предлагаю попробовать индейку в винном соусе… Впрочем, - вновь распахнув холодильную сокровищницу он с тоской посмотрел на предусмотрительно размороженное синеватое птичье тельце, распластавшееся по белому блюду на одной из холодильных полок, - Шут её знает… Эту индейку… - вытащив бедную птицу за скользкую жирную ляжку, Кот, сотрясая ей в воздухе, принюхался, - Целая тушка… Целая… - кровавые глаза маниакально сверкнули, - Со всеми частями! Желудок, сердце, печень и шея, с кожей… - острый нож резанул по уныло свисающему шмату бледной кожи там, где некогда крепилась индюшачья голова, - Или без кожи… Всё одно – курячий труп!